Писать стихи я начал лет с десяти. Они, конечно, были подражательными и наивно-детскими. Мне, например, запомнились такие:
Васька (кот) умный,
Он хитёр,
Хлеб он есть не хочет.
Ест он только мясо и колбаску.
И вот мне исполнилось 15 лет. Время отрочества, надежд и исканий. Под влиянием изучаемых в школе произведений А. С. Пушкина, в частности, его романа «Евгений Онегин», я всё больше стал увлекаться поэзией. Захотелось написать что-то своё, если получится, то оригинальное и значительное. Не сразу определились фабула, сюжетные линии и т.д. Всё это делалось постепенно. Я исписал около 20 общих тетрадей, и каждый раз мне что-нибудь да не нравилось. Но ничего не проходит даром. Совершенствовались рифмы, и, самое главное, я ввёл в произведение свою строфу на основе «онегинской», однако значительно её усложнил. У Пушкина она насчитывает 14 строк, моя, скажем, «гиваровская» - 36.
«Онегинская строфа»:
АБАБ. ВВГГ. ДЕЕД. ЁЁ.
Моя, «гиваровская»:
ААББ. ВГГВ. ДЕДЕ. ЁЖЖЁ. ЗИЗИ. ЙЙКК. ЛМЛМ. ННОО. ПРРП.
В какой-то мере, я, может быть, стал заложником своей строфы. Приходилось выжимать «воду», стараться избегать повторений. Чтобы разнообразить своё творение, я иногда умышленно отказывался от обязательной строфы. Я ввёл большое количество лирических отступлений, может быть, не совсем удачных и созданных в разное время, одну притчу, продолжал упорядочивать главы, придумал эпиграфы. Часто менял сцены, иногда и имена героев.
Оставалось главным одно – это извечное стремление человека к добру, справедливости и, как говорили при социализме, утверждение высоких моральных ценностей. Всё-таки я родился в то время.
Постепенно я взрослел, не только физически, но и нравственно. Обогащался новыми знаниями, событиями, фактами, поступил в Одесский госуниверситет им. Мечникова на филологический факультет по специальности «русский язык и литература.» Всё это помогло мне ещё больше расширить свой кругозор, по новому взглянуть на многие вещи.
И всё равно мне очень многое в романе не нравилось. Я успешно сдал все черновики в макулатуру и решил, что он должен полежать в столе, отстояться, так сказать. И не столько в столе, сколько в моей голове.
Я был, конечно, рад, что кое-чего всё-таки добился, упорно совершенствуя своё мастерство. Я снова и снова чеканил рифмы. Ввёл много сравнений («Зачем мне жизнь, как сок целебный?», «Я мчусь, как ветер, за тобой», метафор («Никто не в силах превозмочь Бедой сгустившуюся ночь»), эпитетов («В своей заснеженной тюрьме», «неукротимою лавиной», «огнём волшебным заиграл».
Хватает у меня и описаний природы:
1.Под белоснежным покрывалом
Из серебристых облаков
Как под пушистым одеялом
Дремали горы средь снегов.
2.Всё выше солнце поднималось,
Как раскалённая скала,
И по равнине разливалось
Ручьями света и тепла.
3.Всё грозною грозой грозило
Окончиться в тот дикий миг,
И каждый стебелёк приник
К земле от страха перед силой.
Змеёю молния моргнула.
Сливая гнева голоса,
Ударил гром, и среди гула
Рекою хлынула роса.
Деревьев тонкие верхушки
В дугу согнулись, как старушки,
И вместе с ветром возле рва
Вертелась в воздухе листва.
В последнем двустишии 8 звуков «в».
Важную роль играют у меня душевные переживания главных героев. Может быть, даже чересчур много таких описаний и «копаний». Например:
1.О боже, боже, дай мне силы
Стоять над пропастью могилы…
2.Помолись за меня ты немного,
Помолись и немного поплачь.
3.Случайное всё – не случайно,
В нём есть особенная тайна,
И зов судьбы, и сердца крик,
И божества смиренный лик.
Вообще же, обращение к богу – это не дань моде. Это обращение к тому, что для нас всех свято: к совести, порядочности, извечным человеческим ценностям. Может быть, из-за этого я сбиваюсь к банальному нравоучению, прославляя прописные истины. Как знать!
Важное место занимают в романе сны, чтобы передать и определить дальнейшее поведение героя:
Сверканье слёз сильнее стало,
Сдавило грудь со всех сторон,
И вырвался из сердца стон.
Сон испарился. Ночь молчала.
(15 звуков «с» плюс метафора.)
Или:
Гивар на поле опустился
И, как ребёнок, закружился,
Запрыгал, а степная даль
Вокруг звенела, как хрусталь.
Мне иногда кажется, что легче всего писать для детей. Состряпал что-нибудь типа: «волки от испуга скушали друг друга» - так у классика (а что же осталось?), или «но быки и носороги не выходят из берлоги» - (простите меня, но в какой берлоге они живут, и кто её выкопал?).
Стихотворения типа: вали кулём, потом разберём, мне, конечно же, не нравятся. Даже ради рифмы я на такое не способен. А тут добавил пару-тройку картинок – и шедевр готов. Я уже не говорю о современной попсе, когда поют: «Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже.» Как заметил Максим Галкин, если у них постоянно руки вверх, то, очевидно, пишут тем, что у них вниз. В этой связи хочется вспомнить и выступление российского комика и пародиста Владимира Винокура:
Если птице отрезать руки,
Если ноги отрезать тоже,
Эта птица умрёт от скуки,
Потому что сидеть не сможет.
Как говорится, комментарии излишни.
Большую роль в моём романе играет противопоставление, или антитеза. Противопоставляются богатство и бедность, добродетель и порок, честь и бесчестие, а также на этой почве главные и второстепенные герои: Гивар и Арес, Иолана и Арес, Гивар и Автократ, Иолана и Автократ, Гивар и Гиней (хозяин харчевни), Солир и Вилан и т.д.
В своё время мне отец рассказывал, что в США есть мост, на покраску которого уходит 4 года. После того, как работа закончена, его начинают красить снова. Так получилось и у меня. Я, отнюдь, не хочу сказать, что я создал непревзойдённый шедевр, но кое-что, думаю, у меня получилось. И я этому рад.
Как видно по датам, роман пролежал в столе 22 года. Мне временами казалось, что я графоман и моё творение никому не нужно. Однако я вспоминал с каким ожесточением пробивались в литературу Джек Лондон (это описано в его автобиографическом романе «Мартин Иден», где, в конце концов, добившись всего, главный герой погибает), Бальзак, который всю жизнь бегал от кредиторов и которому первые его десять романов не принесли ни известности, ни достатка, а были лишь пробой пера, да и знаменитый Жюль Верн начинал как юрист, а потом драматург и биржевой маклер (а кто его пьесы сейчас вспоминает?). А Пикуль с его пятью классами образования? Это придавало мне силы.
Но шло время, да и ценности были уже не те. Наступили, как говорится, лихие девяностые. И здесь было не до романов, а тем более не до стихов. Надо было просто выжить, утвердиться, устоять. Кому нужны революции? Однако, как я позже понял, дело не в революциях. Человек всегда стремился к добру, моральным ценностям и просто к элементарной порядочности. Этому, кстати, учит и наша, христианская, религия, которая, как бы её не загоняли в угол, была и остаётся современной на протяжении уже двух тысячелетий. То же самое можно сказать и о других мировых религиях.
А, если честно, то Иисус Христос кажется мне одним из первых революционеров наряду с Прометеем, который украл, по легенде, у богов огонь и подарил его людям. Бог-сын восстал против римской ханжеской морали, против слепого поклонения «золотому тельцу», против рабской идеологии и создал свою на основе общих человеческих ценностей, почему она так и популярна по сей день: не убий, не укради, не прелюбодействуй и т.д. Мне кажется, что таким представлял себе его и М. Булгаков в романе «Мастер и Маргарита».
Но, если честно, на роль революционера здесь больше претендует Воланд, или падший (восставший) ангел, а Иешуа похож на невинную овечку.
В 2004 г. я снова вернулся в прессу. При редакции газеты «Котовские известия» работало литературное объединение «Проминь». Местные корифеи периодически печатали здесь свои произведения. И вот я снова извлёк на свет божий свою рукопись. Началась новая правка, а, вскоре, и публикация в газете. Иногда мне кажется, что своим творением я никогда не буду полностью доволен. Перечитывая его снова и снова, мне хочется в очередной раз переделать. Некоторые места я просто уже знаю наизусть, такими они мне стали близкими, а придуманные герои, их страсти и переживания – родными. Лично для меня роман стал чем-то вроде домашней библии. Я старался ставить те вопросы, которые меня волновали, и находить на них ответы. Может быть, и не всегда удачные. А, впрочем, обо всём судить читателю, ибо только для него и всегда для него мы и пишем. Со стороны всегда виднее.
Годняк Игорь Степанович.
P.S. Восьмая глава осталась неоконченной. Пусть за меня её допишет время.
